Закат антиамериканской империи

Шубин: После первого всплеска эйфории "Крымнаш" общая тенденция — скорее в разочаровании от последствий. Но в случае национал-тоталитарной трансформации начнется тотальная идеологическая накачка. Сегодня после телезомбирования можно посмотреть Интернет и послушать свободно рассуждающего о политике соседа. А если таких возможностей не будет?

Фельштинский: Есть такая древняя уловка: поставить перед свершившимся фактом, сделав при этом невинные глаза, пожав плечами и разведя руками, типа "уже случилось". Эта уловка стара как мир, и в этом смысле эта классическая хитрость провокаторов, а уж тем более — специалистов по гэбэшным "разводкам". В один прекрасный день страна проснулась и оказалась в войне. Телевидение и правительство объяснили населению, что война уже началась. Помните, как было с "мочить в сортире"? Точно так же. Пока разбирались, кто кого взрывал, вторую чеченскую войну уже объявили. Пока выясняли, кто кого обстреливал в Абхазии, российские войска уже грузинскую границу перешли. Пока финны возражали, что не обстреливали советскую территорию и не угрожают колыбели русской революции Ленинграду, Красная армия уже наступление начала и Сталин финское советское правительство в Териоках сформировал… И каждый раз то российский, то советский народы почему-то эту сказку про белого бычка слушали и с воодушевлением проглатывали. На улицы с протестами народ не выходил. Я не хочу преуменьшать значение и мужество тех, кто вышел и до сих пор выходит. Я имею в виду "всеобщую стачку", "многомиллионные демонстрации" — этого не было.

Так и теперь, в марте 2014 года гражданам России объяснили, что война уже идет, и с этим все смирились. Послушайте Михаила Леонтьева. Он с уверенностью шизофреника четко определяет: "На нас напали", "на Россию напали", "нас окружили", "на Украину пришли фашисты", "они захватили нашу землю", "это наша земля". Собственно, если "Крым — наш" и "Украина — наша земля", — всё остальное можно уже не обсуждать. Раз враги отхватили от России территорию размером с Францию (и по квадратным километрам, и по численности населения), понятное дело, воевать приходится в случае чего со всем миром и даже с применением ядерного оружия, если, как говорит тот же Леонтьев, Россию "в угол загнали".

Шубин: За 14-м годом иногда приходит 17-й. С другой стороны, деиндустриализация и деинтеллектуализация России последних дух десятилетий сделала её страной мещанства, а мещанство склонно к шовинизму (очень простое объяснение проблем) и общественной пассивности. С другой стороны, бунт "взбесившихся мещан" бывает страшен для режима. Но бунт не может победить, если нет социальной программы, гражданской сети. Вот власть её и выкорчевывает.

Протестный подъем декабря 2011 — февраля 2014 гг. уже сделал свое дело — он спровоцировал Путина на реакцию, которая покончила с существовавшим у нас в нулевые годы "концом истории". История перезапустилась, ситуация изменилась, и теперь оппозиции нужны новые формы.

Надежда на тех, кто поймет связь ухудшения личного благосостояния и отсутствия демократической обратной связи в обществе, влияния граждан на власть. В случае соединения социальных и гражданских требований (чего не хватало "болотному движению" во времена его подъема) может получиться толк.

Фельштинский: Я не верю в революцию в России. Классического стиля революцию я исключаю. Большую часть своей профессионально жизни историка я изучал именно русскую революцию 1917 года и понимаю, что она была возможна лишь на фоне изнурительной мировой войны. Если Россия будет вовлечена в многолетнюю изнурительную мировую войну, то да, в результате поражения может начаться очередная революция. Но эти размышления мне кажутся настолько теоретическими, что лично я не стал бы делать ставку на такой сценарий.

Диктатура всегда временна. Сталинская, гитлеровская, брежневская… В какой-то момент диктатуры свергаются, как в Румынии, или мирно уходят, как в Испании или Чили, сменяясь демократией. Процесс этот остановить нельзя. Диктатуры могут гибнуть под влиянием внутренних сил (революции) или внешних (давления, в том числе и военного, со стороны других государств). Могут разрушаться без видимого давления изнутри и извне, как было с Советским Союзом, поскольку Афганскую войну все-таки трудно считать внешним фактором, погубившим советскую империю.

Путь, на который встала сегодня руководимая Путиным Россия, — скоростная дорога к катастрофе. Осознание этого постепенно будет приходить и к правительству (которое не сможет в этом признаться), и к населению (которое не посмеет об этом говорить вслух). Понятно, что появятся силы, искренне желающие спасти ситуацию. В числе этих сил будут и какие-то государственники, ратующие за абстрактную Россию, которую мы в очередной раз "потеряли", и националисты, болеющие за абстрактный "народ", на которых в какой-то момент начнет опираться теряющее почву под ногами эфэсбэшное правительство Путина. Абсолютно не будет иметь значения, кстати говоря, останется ли Путин президентом России или нет — через смену одного лишь президента менять что-либо будет поздно, а в отстроенной к тому времени "вертикали власти" очевидных альтернативных сил не будет, поскольку начиная с 2000 года политическая площадка вытаптывается таким образом, чтобы ни один колосок огромного пшеничного поля подняться не мог.

Падет ли этот режим? Безусловно. Будет ли он в буквальном смысле свергнут? Будет, если конфликт с Украиной и НАТО перерастет в полномасштабную войну. Поскольку русские не китайцы и столетиями ждать не привыкли, свидетелями радикальных изменений мы станем в этом десятилетии.

Шубин: На мой взгляд, сейчас эта угроза серьезно усилилась. Меня еще в 2000 году обеспокоило создание федеральных округов. Сколько бы ни говорили о возможности распада России в конце 90-х годов, накануне прихода "спасителя", такой возможности в те годы не было. Страна не может сразу развалиться на 89 кусочков. А вот на несколько больших кусков со своими энергоресурсами и инфраструктурой — вполне, как показал опыт СССР. Путин создал те границы, те швы, по которым может затрещать Россия.

2014 год добавил множество тревожных факторов. Во-первых, РФ не признает нерушимости границ. Во-вторых, режим бросил вызов Западу, который имеет широкие возможности проведения подрывных операций против "осей зла". В-третьих, всему миру было продемонстрировано, что Россия одобряет действия людей, хватающих оружие с целью отделения от своего государства. Так сказать, модель опробована. Я очень опасаюсь, что где-то кому-то придет в голову реализовать ее в стране, не менее разнообразной по составу и особенностям территорий, чем Украина.

Фельштинский: Я думаю, что эта угроза существует и что это самый безболезненный выход из того кризисного положения, в которое Россию загнал Путин и его эфэсбэшная хунта. Оговорюсь, что слово "хунта" я использую не в негативном смысле, а исключительно потому, что созданная Путиным система, когда на фоне отсутствия свободных выборов он назначает и продвигает во власть в основном бывших офицеров спецслужб и других силовых ведомств, во всем мире называется хунтой.

Так вот, Российская Федерация из кризиса 1991 года умудрилась выйти империей. Советский Союз распался. Россия стала называться федерацией. Но федерацией она не стала, а осталась империей, в которой доминировала Россия. Будем откровенны, трудно было ожидать от России, чтобы она считала себя в буквальном смысле равной какому-нибудь Татарстану.

В период кризиса и катастроф в империях раскол всегда происходит по этническим и национальным границам. Так что мы с вами очень хорошо знаем, как именно будет раскалываться Российская Федерация в очередной катаклизм: по национальным границам.

Одной из основных проблем распада СССР в 1991 году стало то, что Советский Союз не дораспался и ряд территорий, которые обязаны были отойти от России, остались ее частью. Россия из-за своего извечного комплекса неполноценности не может быть федерацией (конфедерацией) в реальном смысле этого слова. Она может быть только Россией. Это нормально, в этом нет ничего стыдного. Франция тоже не может быть федерацией. При этом Франция, обратите внимание, давно смирилась с тем, что часть французов живет в Бельгии, часть в Швейцарии, часть в Канаде. И ни один французский президент не поднимает вопрос о "французском мире", который нужно объединять. А если он о нем заговорит, то не понадобится никакая революция в Париже. Такого президента на следующий день его же близкие просто отвезут в сумасшедший дом. Потому что всем нам будет ясно, что президент Франции — сошел с ума. Это во Франции. А в России такой президент — спаситель нации с 85-процентным рейтингом. Вот в этом разница. Мы пьем французское вино, едим французский сыр, ездим во Францию, при этом недолюбливаем французов за их высокомерие, но понимаем, что они — великая нация и великая держава, потому что умудряются сдать врагу без боя свою столицу и все равно выйти победителями в войне. А Российская Федерация с ее "русским миром", конечно же, распадется. Будем надеяться, что в последний раз.

Шубин: Весной я анонсировал начало работы над книгой о 2014 годе, и сейчас мы с моими учениками собираем материал. Но пока источников недостаточно, историк может позволить себе нарисовать только "скелет" события (применительно к событиям 2014 года я это сделал в своей книге "История Новороссии") и выдвинуть гипотезы. Моя гипотеза о принятии решения в феврале 2014 года — это была неудачная, некомпетентная реакция узкой группы людей на реальные вызовы. Я уже описал аналогичные действия применительно к вводу войск в Афганистан в 1979 году. Но когда мы узнаем больше, когда "скелет" обрастет "мясом", может быть картина и изменится. Уж не знаю, я об этом напишу или мои ученики.

В 1998 году мы со Святославом Забелиным печатно предсказали начало в 2008 году системного мирового кризиса. Когда он начался, я, естественно, предсказывал волну социально-политических и международных потрясений по аналогии с 30-ми годами, и эти предположения в общей форме подтверждаются. Так что предпосылки, очевидно, есть. Но на этом общем фоне очень многое зависит от политиков и граждан. Авантюристичные или некомпетентные действия политиков могут привести к тому, что общие негативные причины сработают именно в их стране. А от граждан зависит, в какую сторону пойдет процесс перемен — к националистической архаике или к новому постиндустриальному обществу.

Фельштинский: Сложный вопрос. Смотря как считать. Начнем с рокового 1917 года. В октябре большевики пришли к власти. В декабре они создали ВЧК (будущую КГБ-ФСБ). В 1922 году Ленин был от власти отстранен. Страной руководили два человека: Сталин по линии ЦК партии и Дзержинский по линии ВЧК. Когда Ленин умер (на самом деле его умертвили), именно Дзержинский шел во главе похоронной процессии с гробом Ленина как очевидный преемник. Но Сталин с Дзержинским не договорились. Вскоре Дзержинский умер (есть версия, что его, как и Ленина, убили).

В контексте вашего вопроса суть не в том, кто кого убивал внутри большевистского руководства. Все они там были убийцы, реальные или потенциальные, и крови не боялись. Уже в 1918 году две структуры, контролировавшие государство, — партия и госбезопасность — стали бороться, в том числе и друг с другом. С точки зрения партии, сотни тысяч партийных работников были уничтожены в застенках ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ-КГБ. Помножьте все это на арестованных или сосланных членов семей и вы получите очень большое число репрессированных советских номенклатурных работников. В то же время партия не могла существовать без спецслужб, защищавших ее от народа и внешнего врага (внешним врагом был весь мир), но держать при себе этого зверя (НКВД-МГБ-КГБ) оказывалось чрезвычайно рискованно, поскольку зверь этот пожирал еще и членов партии и их семьи, включая детей, между прочим. А своих детей все очень любят. В связи с этим партия время от времени проводила чистки этих ведомств, расстреливая руководство ОГПУ-НКВД-МГБ. Поэтому с точки зрения спецслужб именно партия являлась людоедом, пожиравшим госбезопасность.

Постоянная смена названий госбезопасности указывала на часто имевшие место попытки реформирования партией этой опасной для нее структуры. Партия создала изверга, которого не в состоянии была контролировать. Не случайно карьера и жизнь всех руководителей советской госбезопасности и их ближайшего окружения обрывалась преждевременно, чаще всего в результате расстрела.

Единственным исключением стал Юрий Андропов. Он добился того, о чем мечтали все руководители госбезопасности СССР, от Дзержинского до Берии, — стать руководителем государства, генсеком партии, и этим избавить свое ведомство от партийного контроля и вечных чисток. И именно Андропов подготовил базу для захвата КГБ власти в Советском Союзе. Помните известную кинохронику 19-21 августа 1991 года: за спиной демократа №1, Бориса Ельцина, в Москве с первых часов "революции" стоит будущий всесильный руководитель новой структуры — Службы безопасности президента — Александр Коржаков; за спиной демократа №2, Анатолия Собчака, в Ленинграде — будущий глава новой структуры — ФСБ РФ — Владимир Путин. Революция только начинается, а два ключевых игрока госбезопасности стоят наготове, как верные псы, за спинами главных политических лидеров.

К 1996 году Коржаков почти захватил власть в России: развязал первую чеченскую войну, убедил Ельцина отложить президентские выборы и узурпировать власть… Не получилось. Вмешались "олигархи", переубедили Ельцина рискнуть провести выборы. Через четыре года те же олигархи отдали власть Путину. Между Коржаковым и Путиным промелькнули еще несколько претендентов, все из спецслужб: бывший руководитель Службы внешней разведки Евгений Примаков и бывший глава Федеральной службы контрразведки Сергей Степашин. Неужели в огромной стране России других кандидатов в президенты не было?

Случайно Путин оказался за спиной Собчака в августе 1991 года? Конечно же, нет. Случайно он оказался затем во главе сначала ФСБ, затем кабинета министров, затем исполняющим обязанности президента, затем президентом? Конечно же, нет. Это был план, отстроенный со времен Андропова. За это Андропову сегодня со стороны ФСБ и почет, и уважение, и академия ФСБ его имени, и мемориальная доска на Лубянке. Он был первым. Путин стал вторым. И последним.