В великолепном "Втором пришествии марсиан" братьев Стругацких выведен ура-патриотический ветеран с большим недокомплектом, и главный герой удивляется: что ещё надо оторвать человеку, чтобы он стал пацифистом?
В свете событий вокруг попыток регистрации Демкоалиции на региональных выборах возникает тупой вопрос: что ещё надо сделать с демократами, чтобы отбить у них охоту участвовать в володинско-чуровских выборах? Избиения, провокации, аресты, уголовные дела, наглая фальсификация… И не надо думать, что цена вопроса — амбиции новых политиков, а причина препон — фашизоидный характер локальных режимов.
Отечественное избирательное законодательство устроено так, что пропуск на думские выборы (а это означает возможность участия в дебатах на федеральных каналах и публикации в значимых СМИ) дают 3% на прошлых выборах или депутат в региональных или местных органах власти. Сейчас таких счастливцев — 22 партии. Но Партия народной свободы висит на гвоздике вместо убитого Бориса Немцова. Небольшая коррекция закона о выборах и без новых избранников — дело швах. Досрочные региональные выборы давали коалиции Касьянов-Навальный уникальный шанс для участия в кампании 2016 года, т.е. когда Крым и Донбасс уже навязнут в зубах, инфляция будет доедать средний класс, а беспросветность финансово-экономического болота будет сравнима с тем, что охватила советское общество в конце 70-х.
Поэтому нынешние схватки в избиркомах сравнимы по судьбоносности со Смоленским оборонительным сражением в июле-августе 1941 года.
Проблема в том, что если бы не вовлеченность Демкоалиции в эти бои, кубы Навального могли бы покрыть Москву по вопросу о тарифах на капремонт, а Мособласть — на тему отмены льготного проезда пенсионеров в столицу.
Но российская либеральная оппозиция с упорством, достойным лучшего, рассматривает период выборов как единственно подходящий для агитации.
Либеральная интеллигенция обычно довольно презрительно отмечает такое свойство широких масс, как то, что можно назвать "политическая шизофрения": обожание главы государства — при ненависти ко всем почти его подчинённым, обожание армии — при ужасе перед дедовщиной и возмущением коррумпированными генералами и так далее, и тому подобное. Дело в характерном для традиционалистских слоёв разделении на мир сущего (где существование зла и несправедливости охотно признается и даже гиперболизируется) и мир должного, где на облаках из лозунгов парят президент-монарх, патриарх, пара министров, не связанных с экономикой, а также тёплые воспоминания об иллюстрациях в детских книжках по истории.
Но оказывается, что и у европеизированных кругов есть подобное ментальное расслоение, недоступное для рефлексии. В одной половине мозга сидят не просто очень чёткое представление о характере режима, а о пути к демократии других социумов, начиная с Чили или Польши и заканчивая Украиной. Но в другой полумозговине засели какие-то стереотипы из англосаксонских штудий по истории демократии о том, что местное самоуправление — суть "корни травы демократии" и о том, что участие в выборах — это "правильно", "принципиально", "что в выборы надо верить" (А. Навальный и Л. Волков).
Циник бы сказал, что красноречивое отстаивание идеи участия в выборах есть предъявление Кремлю (на самом деле — Старой площади) клятвенного заверения в неприемлемости "Майдана" и тем более "кровавой революции".
Самое важное в происходящем — это большой, очень большой процент сторонников демоппозиции (они же — интернет-аудитория радиостанции "Эхо Москвы"), которые считают, что участие вот в таких выборах — это трудный путь к демократии. Продолжая своё сравнение либеральной оппозиции с европейскими социалистами 80-90-х годов XIX века (с североамериканскими социалистами — 10-30 годов XX века и с социалистами южноамериканских демократий 40-70-х годов), можно сказать, что социалисты вот так двадцать-тридцать лет ползли к статусу превращения во влиятельную и респектабельную политическую силу (в США — путём инкорпорации в Демпартию "левым крылом"). Так что наберитесь терпения господа и — вперёд!
Разница тут только в том, что социумы, где восходили к власти социалисты, были динамично растущими, экономически, культурно и технологически идущими от победе к победе.
У нас ситуация несколько противоположная, и, скорее всего, Россия движется к развилке между популистской революцией национал-социалистического уклона и разделом на почти независимые локальные и враждующие силовые фашистские диктатуры.
Единственное, что радует — нынешний финансовый кризис в Китае подтверждает мой вывод, сделанный после национальных выступлений в Уйгурии в 2009 и Тибете в 2008 годах, о надломе имперского бытия Поднебесной, явно утратившей свой цивилизационный универсализм, ранее базировавшийся на левореволюционной идее. Поэтому кошмар поглощения Китаем России уже не угрожает.
Соображения о том, что участие в декоративных выборах — это тренировки перед настоящими ("тяжело в учении — легко в бою"), основаны на буквально детском непонимании разницы между нынешними выборами и выборами в демократическом мире и, соответственно, в будущей свободной России.
Необычайно трудоёмкий опыт сбора подписей и их проверки можно будет забыть. Игру на общем подспудном недовольстве положением в стране — тоже. А главным станет презентация альтернативных программ развития данного локуса. Но ещё важнее — буквального вбивание в сознание населения понимания того, что ты — представитель альтернативного подхода к экономике и государству, морали и культуре. Причём такого подхода, в котором каждый потенциальный сторонник должен найти себя. Именно так шли и побеждали демократы 1989-91 годов. А дальше пришло понимание, что главное — наклепать хороших клипов и намелькать на телеэкране. В полуфеодальный (тогда — полу) мир вдруг пришли современные технологии и как всегда разрушили всё и вся. Но перед демократическими советскими выборами была четвертьвековая история диссидентов, своим мученичеством завоевавших первичный моральный капитал, который так лихо растратили "комсомольские" демократы.
Вся беда в том, что демократические энтузиасты, разбуженные декабрём 2011 года, воспринимают движение к демократии по западноевропейскому шаблону: вот возникло гражданское общество, оно развивалось и боролось, потом — при встрече с неодолимым препятствием в виде абсолютизма, олигархии, диктатуры… — сносило её путём массовых протестов и даже буржуазных революций. Но опыт Восточной Европы иной — сперва протестная вспышка: Восточный Берлин — июня 1953, Будапешт и Варшава — октября 1956, Прага-68, Польша периода "Солидарности" — август 1980 — декабрь 1981 года, и лишь потом появляется самосознание антисистемной интеллигенции, развиваются протогражданские движения, формируются партии (в начале — нелегальные) и профсоюзы, и уже потом — на гребне революционных выступлений — свободные выборы. Похожие события шли и в России, и в Южной Корее, и в Индонезии, и в Египте…
И никакого особого отличия между Западом и Востоком нет. Просто там свои "пятые", "пятьдесятшестые и шестьдесятвосьмые" были в XIII-XVI веках и назывались "коммунальные" (городские) революции, которые иногда сливались с крестьянскими войнами. Вот после них и появилась у третьего сословия собственная политическая идентичность.
Поэтому демократическая революция и демократические выборы в обществах феодального типа не альтернатива, а строго логическая последовательность.
