Слушаю Юлию Латынину на Эхе и дывлюся. Посетившим Фургала членам столичной ОНК запретили говорить ему про протесты в Хабаровсе. Запретили совершенно незаконно. Любой находящийся под стражей имеет право на доступ к открытой информации о событиях в стране и мире. Например, имеет право получать любые газеты, легально распространяемые на территории РФ. Совершенно очевидно, что лишение Фургала доступа к этой информации есть способ оказания на него психологического давления следствием. Прямая обязанность членов ОНК – защищать подследственного от такого давления и препятствовать ему.

И что бы было, если бы члены ОНК выполнили бы свою прямую обязанность и этот незаконный запрет нарушили? Их бы из тюрьмы выгнали? Еще и нагрубили бы, быть может? Какой ужас! Ах да, их же могут вообще больше не пустить, и тогда они не смогут защитить еще какого-нибудь несчастного. Но почему они уверены, что кроме них, после них не найдется никого, кто защитит другого несчастного? И с чего они взяли, что они смогут защитить другого несчастного, если они не смогли защитить этого? Так же и другого не смогут защитить.

Ах, ну да. С них же, наверное, заранее взяли обещание. Иначе не пустили бы. А они как порядочные люди не могли нарушить свое слово. И дальше Юлия Латынина грудью встает на защиту Медузы от Навального, напомнившего, как она призвала не ходить на митинг после освобождения Голунова. Они же договорились про Голунова через "либеральную башню Кремля"! И как они могли нарушить договоренность, не подставив эту самую башню Кремля?

И вот тут мы упираемся в одну системообразующую особенность значительной части нашей более или менее прогрессивной общественности: в ее склонность искать любую возможность договориться по понятиям с путинской бандитской властью. Обычно это объясняют конформизмом, оппортунизмом, трусостью, продажностью и прочими понятными человеческими чертами. Но как мне кажется, я нашел еще один момент. Момент недопонимания.

Дело в том, что конкретные пацаны договариваются по понятиям только друг с другом. С овцой конкретный пацан не договаривается. Он делает ей предложение, от которого невозможно отказаться. И сам себя конкретный пацан не считает связанным какими-то обязательствами. Овца – она и есть овца.

При этом сама овца может вообразить, что с ней именно договариваются. Как с конкретным пацаном. Так это же круто! И как можно обидеть отказом другую высокую договаривающуюся сторону! Такой вот синдром овцы, мечтающей побыть немного конкретным пацаном. Овца, неспособная сказать "нет", вызывает жалость. Овца, мечтающая побыть конкретным пацаном, отвратительна.

Александр Скобов

Facebook

! Орфография и стилистика автора сохранены