Сложные судьбы бывают у книг. Пишется с душой – читается блёкло. Исполнен социальный заказ – официоз безразличен. Задумано на века – забыто в месяцы. А когда через полвека вспоминается – совсем не по-авторски звучит набат. "Вы неисправимы, генерал. Вам это припомнят, когда состоится суд над врагами человечества… С одной стороны – бескорыстные, говорящие правду. С другой – жестокие, знающие, в кого стрелять. Сколько раз побеждала вооружённая кривда…" А ведь правда – хватит. Но как?
Советский роман-космоопера "Битые козыри". В 1975-м написан, в 1977-м издан. Эти даты, расцвет застоя, сами по себе о многом говорят. Что мог предложить читателю "Лениздат" в год брежевской конституции? Пусть даже автор прославлен в приключенческом жанре про "незримый фронт".
Марк Ланской происходил из еврейской семьи Херсонской губернии, в 1922-м перебравшейся в Петроград. В молодости танкист и корреспондент "Красной звезды". Участник Финской и Великой Отечественной. С 1943-го член ВКП(б)-КПСС. Сценарист-документалист на "Ленфильме". Писал художественную прозу в жанре советского молодёжного боевика. Допуск в такой формат был привилегией – это читали, имя становилось популярным.
Обратился Ланской и к научной фантастике (тоже, понятно, в советской версии). С этим у него шло не так резво. Не Кир Булычёв, не Иван Ефремов. Не Беляев и не Толстой. Не Александр Казанцев, не Зиновий Юрьев. И не братья Стругацкие. Но всё же Марк Ланской был воспринят и в качестве фантаста. Своё крупнейшее по замыслу произведение "Битые козыри" Марк Зосимович создал более чем зрелым писателем: ему исполнилось тогда 66 лет.
Ещё раз: год издания – 1977-й. Советский Союз на пике мирового могущества. Запад ввергнут в "разрядочный" позор. Вьетнам и Ангола уже под коммунистами. Моджахеды и "Солидарность" о себе ещё не заявили. В такой обстановке много чего могло вгрезиться. Например, как последние миллионы сторонников капитализма, вдохновлённые призывом миллиардера Сэма Кокера, бегут в космос с потерянной ими Земли. И находят в дальних высотах-глубинах очень похожую планету. На которой учреждают Дикий Запад под знамёнами социал-дарвинизма.
А потом – ага, ага – всё поворачивается обратно по Марксу. Несколько столетий – и вновь осаждён последний бастион капитала. "Опять бежать, как мой пращур?" – спрашивает слабоумный мультимиллиардер Сэм VI, потомок Кокера I. Но его останавливает генерал Том Боулз, воплощение ультравоенщины: "Бежать бесполезно. Но мы их раздавим. Есть, Сэм, одна идея. Старая, но годная".
Идея и правда не новая. "Вторую Землю заполнила никому не нужная двуногая мошкара, – объясняет Боулз в другом разговоре, уже с интеллектуалом. – Нужно уничтожить лишних. Сразу, одним ударом! Навсегда будут вычеркнуты из памяти людей бредовые анархические идеи. Люди снова станут ценить превыше всего свой домашний очаг, уважать предпринимателей, дающих им работу, обратят сердца к господу. И своим счастьем человечество будет обязано нам. Только нам, Дэви!"
Тем временем в скромной лаборатории трудятся трое учёных: Гарри Лайт, Бобби Милз, Дэвид Торн. Первый гениален. Второй талантлив. Третий был бы гением, не будь таким честолюбцем. Именно он, Дэви, со временем услышит программу Боулза и примет её к исполнению.
Лайт – бескорыстный аскетичный фанатик собственной научной идеи. Он ненавидит "старую дуру" природу – за её хаотичность, бессистемность, нерациональность. Мечтает создать чева – "человека величественного". Бессмертного, лишённого бренной плоти и бессмысленных страстей, разочарований и болезней, подчинённого чистому разуму. С небывалым интеллектом без ненависти и любви. В лаборатории уже создан материал – витаген. Позволяющий жить вечно, не есть, не пить, не дышать, не печалиться, не радоваться – только мыслить, поклоняясь разуму.
"Мне жаль его", – говорит о будущем чеве возлюбленная учёного создателя. Рэти Кокер – праправнучка Сэма VI. Девушка под стать выжившему из ума предку – глупенькая балованная "снежинка". Даже до этой пустышки сразу доходит кошмар научного замысла. Но не до мудрого доктора Лайта.
Милз – альтер эго Лайта, захваченный его молчаливой харизмой и его чев-проектом. Собственных идей у Бобби нет, но он незаменим в продвижении дела обожаемого Гарри. Единственное, в чём позволяет себе самостоятельность – социально-политические взгляды. Лайт абсолютно аполитичен, людские дела для него не имеют значения. Ведь люди в его модели перестанут быть людьми, сделаются разумными чевами, и тогда все проблемы снимутся сами собой. Милз же близок к коммунизму (хотя этого слова в романе нет). Потому-то и прибился к Лайту, что нечеловеческий чев представляется ему идеальным обитателем "разумной" мегамашины. В которую превратится общество, избавленное от капиталистического хаоса.
По авторскому замыслу, очевидно, Милз самый положительный персонаж романа. Хотя весьма недалёкий, и автор не может этого не замечать. Всё же неудивительно, ибо помним, где и когда написано. "Тебе лишь бы запретить, предписать, связать свободную волю свободного человека и насилием навести порядок", – эти слова Торн бросает в лицо Милзу. Автор явно любуется этими качествами своего героя. Бобби вполне бы зашёл парторгом советского НИИ.
Торн очень уважает Лайта. Но не может оставаться в его лаборатории. Не только из-за Милза. Выдающемуся и амбициозному учёному надоела безвестность (да и безденежность тоже). Он уходит со скандалом. И с прорывной технологией, гарантирующей славу и богатство.
Сбоку от главного – витагена – в лаборатории создан мэшин-мен Дик. Это не просто робот в неотличимо человеческом обличии. Это аппарат высочайшего интеллекта, ориентированный в людской проблематике. Он может быть хоть лакеем, хоть профессором – всегда высочайшего уровня. С этой схемой Торн приходит в корпорацию Кокера. Мгновенно становится богат, знаменит и могуществен. Женится на дочери Боулза. Попадает в круг верховных властителей. И уже подумывает о собственной игре: мировое правительство доктора Торна – учёные и технократы без тупых бизнюков и силовиков.
Особенность книги, пожалуй, в том, что из всех персонажей мэшин-мены Торна больше всех походят на людей. Вряд ли Марк Ланской стремился к этому. Но так получилось. Слишком уж встроены все другие в прокрустовы советские понятия. Получается карикатурная серость. Зато мэшин-менам, они же мими, воля автора позволяет выходить из этих рамок. Получаются личности. Вот уж реально, не дано предугадать, как слово отзовётся.
В общем, светлые перспективы рисует человечеству советский писатель. Аж три варианта.
Термоядерная война с истреблением миллиардов "лишней мошкары". Элита спасётся в космическом дворце-Кокервиле. А несколько миллионов выживших на Земле падут ниц перед Кокером, Боулзом и Торном. Дабы вернуться к "благословенным временам первых переселенцев".
Второй вариант. "Миллиарды людей уже добились социальной справедливости", – размышляет продвинутый мэшин-мен Эйб в разговоре с политически отсталым Диком. В переводе на язык адекватности это значит, что большая часть планеты уже контролируется коммунизмом. Спасибо, Марк Зосимович.
И наконец, совсем уж тотальное бесчеловечье всеразумнейшего доктора Лайта. В общем-то, тоже истребление людей. Превращение в монстроподобных созданий. Автор, однако, считает это гуманистичным проектом. Очень одобрительно оценивает он и другие секретные достижения лаборатории Лайта. Например, тайно закрепляемые датчики, позволяющие читать в чужих мозгах. И даже препарировать эти мозги. Тоже в тайне. Человек просыпается другим человеком и даже не узнаёт, что с ним произошло. Ачотакова? Это же разумно. И прогрессивно. Прочитав в мозгу Боулза план развязать волну, Лайт "исправляет" мозг гангстера Гудимена, которому генерал заказывает первый удар. И тот отказывается. Уже почти хэппи-энд.
"Пригнёмся ещё, подождём, а наши братья биологи помогут приблизить чтение наших мыслей и переделку наших генов", – предупреждал Александр Солженицын в 1974 году. Это казалось перебором. Но если сопоставить "Жить не по лжи" с "Битыми козырями", сильно задумаешься. Похоже, об этом действительно мечтали. Конечно, Ланской не ставил на такой эффект. Но восхитишься искренне Лайтом и Милзом – и столь же искренне пожелаешь удачи Боулзу. Даже не ему одному. О чём ниже.
Дальше происходит по известной репризе Ефима Шифрина "Пауза в мажоре": "Словно напоминая, что силы зла не дремлют, раздаётся зловещий скрежет – это вступает рояль". Разочаровавшись из-за Гудимена в бандитах, Боулз требует от Торна делать мими-солдат. Это очень трудно: мэшин-мен подчинён лайтовскому "критерию разумности" и взвешивает приказы. Но Торн велик. Ему удаётся выполнить установку Боулза. Появляется мими-исполнитель – М-123. Сконструированный под принцип "выслушал – выполняй".
"М-123 деловито осмотрел пистолет, прицелился и продолжал стрелять, пока не уложил всех. Готовый ко всему, Торн всё же едва сдержал крик ужаса". Творец вступает в морализаторскую беседу с творением: "Ты понимаешь, что делаешь? – Конечно. Выполняю ваши приказания. Может быть, недостаточно быстро? – А если бы я приказал тебе убить меня? – Из какого оружия? – Не всё ли равно. Ты выполнил бы и такой приказ? – Конечно. Нет такого приказа, которого я не выполнил бы. Если он подан вашим голосом".
Что-то человеческое, слишком человеческое звучит в словах М-123. Но чтобы это понять, надо послушать Гарри Лайта: "Критерии нормальности выводятся разумом, а природа действует без мысли, без плана, без цели. Я хочу создать живое существо на принципиально иной основе". Лучше, конечно, не доводить до ситуации, когда остановить такое способен лишь М-123. Но тогда надо… Встать строем. Настроиться на голос. И делать. Оставаясь людьми.
Вернёмся, однако, к битью козырей. Боулз на деньги Кокера подводит к часу Z. Команда мими захватывает ядерные подлодки и ждёт приказа на запуск. От Боулза из космического Кокервиля. Где собраны сто двадцать тысяч гостей на стодвадцатилетний юбилей Кокера. Интересен, кстати, подбор спасаемой элиты. Предприниматели и администраторы, техники и медики, военные и полицейские. Конечно, с многочисленной роднёй.
Вот что ещё любопытно: "Торн пробовал отстоять узкую категорию философов, историков, социологов, прославившихся многолетней борьбой с разрушительными идеями, но Боулз категорически возразил: “Эти болтуны нам не потребуются”". Оглядевшись на сегодняшнее, где-то согласишься с "взбесившимся генералом". Немного удалось добиться в борьбе идей. Снова и снова, как от начала времён, победу добра либо зла определяет живая сила и техника.
Порывшись на досуге в чужих мозгах, Лайт и Милз узнают задумку Боулза. Юная Рэти приглашена на юбилей. В качестве бой-френда к ней присоединяется Гарри. Но уже не Гарри. Он преобразовался на витагеновой основе. Стал неуязвимым и всемогущим. Ему не страшно никакое оружие, даже радиация. Он захватывает диспетчерскую Кокервиля.
На сторону Лайта переходит Торн. Как мы знаем кое от кого, предатель хуже врага. "Убей его!" – командует Боулз своему адъютанту. Тому самому М-123, перенастроенному на голос генерала. "Лайт не успел, а мими-исполнитель не потерял ни секунды".
Побеждает, конечно, Лайт. За которым Милз и вообще "силы мира, прогресса и социализма". Торн убит, но он становится "единственной жертвой несостоявшейся войны". М-123 разрушен гравитационной встряской. Боулз кончает с собой. Сэм VI окончательно сходит с ума. Обезврежены и затоплены подлодки, изготовленные к ракетно-ядерному удару. Начинается всеобщее разоружение. Всепланетная "соцсправка" становится вопросом времени. Только ультраправое "Общество Тома Боулза", как несгибаемая ВАКЛ, продолжает сопротивляться из подполья. Типа, враг не дремлет, чтите бдительность.
А Гарри Лайт печально сидит в Кокервиле, превращённом в Сапиенсвиль. Бессмертный и мудрый тоскует по прежним чувствам, потерянным ради разума. "Любовь несовместима с природой чева, с тем, каким мы его задумали", – утешает его положительный умница Милз. "Значит, мы плохо его задумали. Природа не такая дура, как нам представлялось. У неё своя, стихийная мудрость", – отвечает Гарри. Но дальше несёт, какими прекрасными эмоциями должен быть наделён чев: любовь без ревности, без разочарований, без измен, без охлаждений, с "неувядаемым счастьем"…
"Без разочарований" – требовали от подданных полпотовцы. Ни плача, ни смеха, чтоб с лица не сходило спокойное удовлетворение. Неувядаемое. А если у кого увяло… "Приказ: уничтожить всех".
Гарри Лайт наверняка что-то понял. А вот Марк Ланской? Судя по очередному нечеловеческому идеалу, похожему на планету Альфа из "Кин-дза-дза" – не факт.
Скончался Марк Зосимович в 1990 году. Неизвестно, принимал ли он перемены, свершавшиеся на его глазах. Другое известно: какими жутковатыми изворотами надвинулись его пророчества.
"На световом табло менялись цифры демографического центра, регистрировавшего рождения. Когда глаза Кокера останавливались на итоговых цифрах, его лицо корёжила ненависть". Это об американском миллиардере? Полноте, господа. Вспомните Уоррена Баффета. А потом обратите взоры на хозяев Кремля, на идеологов духоскрепства, на говорящие головы агитпропа. Вглядитесь в искорёженные очертания того, что и лицами давно не назвать.
Угроза человечеству очевидна. Оппозиция же мыслит и говорит. Годы. Десятилетия. Уже опять, посреди изуверского побоища, началось про "переговоры"… А вот М-123 не терял секунд. И это было бы очень человечески.
Но где-то всё же пролегает черта предела. Может, не обязательно для победы людей над нелюдью, превращаться в мими-исполнителей? Может, способен человек победить сам? "Меня всегда обескураживало, как ему может нравиться один персонаж из любимого нами обоими в доску советского фантастического романа “Битые козыри”, – пишет из заключения Александр Скобов, продолжая полемику с ультраправыми солидаристами. – Неодушевлённый персонаж. Механический. А мы всё-таки люди. С рефлексией, кстати. И в этом наша сила".
! Орфография и стилистика автора сохранены
