Те, кто пишет о России и происходящем в той стране, делятся на тех, кто по-прежнему — где бы они ни находились — живет внутри нее и внутри тоталитарной системы; и на тех, кто пытается из нее вырваться. Точнее, вырвать и Россию, и систему — а они тождественны — из себя.
И эмигрантам, и оставшимся в России невероятно тяжело признать, что их страна и их народ — носители абсолютного зла. Именно так: страна и народ, а не Путин, Кремль, Лубянка. Отщепенцы, не решающиеся на такой вывод, будут самой надежной опорой зла. Сумевшие признать это станут свободными людьми. Это не значит, что свобода сделает из них проводников добра, но появляется шанс на такую эволюцию.
Точный признак тех, кто внутри, независимо от геолокации, слова "дебилизм", "кретинизм", "маразм" по поводу самых разных решений власти. Злодейство объясняется глупостью или, на манер Снежневского, безумием. Страна-то хорошая, система-то разумная, неразумным был только отказ от их услуг. Такие люди до сих пор цитируют стихи Окуджавы и Евтушенко о дураках. И не хотят признать: все решения власти, кажущиеся абсурдными и безумными, дают повод для рассуждений о ее природе, это проявление системных свойств, предоставляющее материал для изучения системы. Называть их маразмом и глупостью можно, только чувствуя себя ее частью, надеясь на ее совершенствование. Этак и большой террор можно назвать маразмом, называли же его чудовищной ошибкой.
Оставшиеся в той стране и покинувшие ее все еще думают, что можно будет жить, как прежде жили, выражая в самой робкой форме несогласие с действиями власти. В робкой и трусливой, потому что действия эти — преступления против человечности.
Слежу за тем, что в России пишется, снимается, выставляется. Люди, занятые этим, говорят о просвещении в любых условиях, о своем долге, о сохранении огня, сиречь культурной преемственности. Но сами, уверен, прекрасно понимают: всё это, как сказал Шариков, не по-настоящему. И не надо говорить, что вот, мол, всегда есть ограничения, были они и в девяностые. Да, всегда есть формат, есть редакционная политика, есть зависимость от внешних обстоятельств. Но нынешнего страха тогда, в коротком промежутке относительной свободы, не было. Это главное, принципиальное отличие — боишься ты сказать лишнее, оглядываясь не на издательские требования, не на главного редактора, не на приличия, в конце концов, а на нечто иное, не на закон, а на законный произвол.
В России правит страх. А значит, никакого просвещения, никакого сохранения огня и прочего чистого и светлого не будет. Всегда перед пишущим, редактирующим, издающим будет маячить тень Беликова с его "как бы чего не вышло". Это не обвинение. Это сочувствие. Разумеется, не ко всем, а к тем, кто живет самообманом.
Нет той страны, по которой вздыхают и в которую хотят вернуться многие сбежавшие оттуда. Нет России — победительницы нацизма. И умерла она не в одночасье, умирала она долго, сразу после акта о капитуляции рейха, да и до него уже началось. И теперь стала нацистской Россией, которая подлее и опаснее тех, кого она победила почти восемьдесят лет назад. Она их наследница, последовательница и продолжательница. Чтобы жить дальше по-человечески, не теряя чести и достоинства, мало убежать от нее. Ее надо изгнать из своей памяти. К покойникам не возвращаются, а к живым... Ну, попробуйте. Попробуйте жить рядом с убийцами и их пособниками — вольными или невольными. О возвращении физическом, в ее пределы, надо забыть. На перемены там не рассчитывать. Это называется сменой идентичности, но без этого не обойтись, если есть цель остаться человеком. Это противостояние всей стране, всей ее культуре, истории, всему ее прошлому, настоящему и будущему, в котором повторятся и прошлое, и настоящее.
Подобно тому, как в Третьем Рейхе интеллигенция в самом широком понимании этого слова поддержала нацизм и войну, в России она поддержала русский нацизм (рашизм) и его войны. Определение рашизма было дано Верховной Радой Украины 2 мая 2023 года:
"Жестокая, неспровоцированная война России против Украины открыла всему миру реальную сущность политического режима В. Путина как неоимперской, тоталитарной диктатуры, которая следует наихудшим практикам прошлого и воплощает идеи фашизма и национал-социализма в современной версии российского фашизма (рашизма)".
Отличие от Германии только в расовом (по определению нацистов) факторе. Его пока нет в нацистской России, хотя украинофобия сопоставима с юдофобией в рейхе; повторяются гомофобия, сексизм, преследования иеговистов, защита так называемых традиционных ценностей. Список будет расти.
И все на посту — писатели, музыканты, артисты, режиссеры, художники, ученые, профессура, учителя. Исключения единичны. А некоторые деятели необыкновенно активны. Да и ближний круг вождя — питерская интеллигенция. Зловещие силовики лишь исполнители. Влиятельные, экономически могучие, но исполнители. В России царит тоталитарный консенсус, как назвали это состояние в своей книге 1965 года Бжезинский и Фридрих. Но это не значит, что репрессий не будет.
Вспомним этапы большого пути. В 1936 году принята сталинская конституция, достигнуты единство и консенсус. И тут же начинается большой террор, провозглашается обострение классовой борьбы по мере продвижения к социализму. Эксплуататорских классов в СССР нет, но враг внутренний является и врагом внешним — шпионом, наймитом мировой буржуазии.
Закончилась Вторая мировая война. СССР и Сталин на пике славы и могущества, моральный авторитет вождя огромен. Советский Союз развязывает холодную войну, не рассчитав силы. Вплоть до начала пятидесятых поражение за поражением, возникновение в Китае еще одного центра мирового влияния, переход к борьбе за мир.
На выборах 2018 года Путин побеждает благодаря голосам городов-миллионников, развеян миф о путинском большинстве как слабой и патерналистски ориентированной части общества. И вновь нагнетание психоза, правка конституции в 2020 году, начало полномасштабной войны в центре Европы.
Наиболее распространенное, массовое, мейнстримное суждение о репрессиях в России: власть боится и потому усиливает давление. Протест ширится, режиму осталось совсем немного. Такой вывод в течение десятилетий делается из любой информации о России. На самом деле число приговоров ничтожно мало для огромной страны. Их распространение ограничивается несколькими регионами. И самое главное — ничтожность и надуманность поводов, вызывающих наибольшее возмущение, свидетельствуют о стремлении власти расширить репрессии, однако социум не идет навстречу, не дает серьезных поводов для их развертывания. А власти, как и прежней модели русского тоталитаризма, требуется очередное обострение классовой борьбы по мере продвижения к концу света. Лояльность превращается в свою противоположность. Освобождение чуть более одного процента политзаключенных, включая "шпионов снарошки", в обмен на штатных киллеров и шпионов реальных не должно вводить в заблуждение. Репрессии продолжатся, как и активные мероприятия за рубежом.
Анатолий Белый в одном из своих интервью сказал, что не верит в законченную zиганутость Константина Хабенского, Евгения Миронова и им подобных. Не знаю, как там у артистов, которые могут сыграть что угодно, — у них границы между личностью и ролью всегда размыты. Но вот о российских интеллектуалах-гуманитариях, которые, несмотря на всю продвинутость, остаются простыми обывателями, точнее, концентрируют обывательские черты, могу говорить с уверенностью. Для большинства вообще не существует убеждений и принципов, кроме генеральной линии. Это не надо называть конъюнктурой, это глубже и серьезнее. Лояльность и верная служба для них — важнейшее условие личностной самоидентификации, самооценки, самоутверждения.
Могу отослать к Ортеге-и-Гассету, к его рассуждениям о человеке массы, который стремится быть "как все" в любом социальном статусе. Точнее, "как все" и есть его социальный статус. Могу к Оруэллу, который еще в начале сороковых пришел к выводу, что важно не содержание идеологии, а способность сделать что угодно идеологией и менять это без малейших затруднений. Власти — менять, массе — принимать. Важнее всего вот это принятие любых перемен. В оттепель/перестройку одних, в годы, подобные нынешним, — иных. Поэтому власти и социуму равно враждебны люди с любыми убеждениями. Даже лояльными.
А фрондеры-релоканты будут утешать российских отщепенцев, петь им про светлое и чистое, читать стихи, ставить пьесы, защищать и продвигать великую русскую культуру, породившую чудовище, как предупреждал Брехт. Да, именно она и породила русский тоталитаризм. А тем, кто его создавал, но ныне изгнан, можно процитировать другого классика: "Вы и убили-с".
Подводя итоги двух с половиной лет войны, повторю то, что говорил много раз. Если россияне скажут "не хотим умирать", это ничего не изменит. Все опять повторится сначала, как пелось в жизнеутверждающей советской песне на стихи Константина Ваншенкина. Надеяться можно только на "мы не хотим убивать". Тогда это будет другая Россия и другая русская нация.
